Gammer M. The Lone Wolf and the Bear: Three Centuries of Chechen Defiance of Russian Rule. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2006. XVIII, 252 p.: ill. Опубликовано в реферативном журнале: Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5, История / РАН. ИНИОН. Центр социальных науч.-информ. исслед. Отд. истории. М., 2008. № 2. С. 76—82.

ГАММЕР М. ОДИНОКИЙ ВОЛК И МЕДВЕДЬ. ТРИ СТОЛЕТИЯ ЧЕЧЕНСКОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ РУССКОМУ ВЛАДЫЧЕСТВУ

Gammer M. The Lone Wolf and the Bear: Three Centuries of Chechen Defiance of Russian Rule. — Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2006. — XVIII, 252 p.: ill.

Книга Моше Гаммера (Moshe Gammer) — старшего преподавателя истории Среднего Востока и Африки Тель-Авивского университета — представляет собою обзор истории русско-чеченских отношений начиная с XVI века, когда Россия впервые попыталась проникнуть на Кавказ. Автор ставит своей задачей проследить развитие того, что современные исламисты и чеченские националисты называют «трёхсотлетней войной с Россией», очередным витком которой стала, по их мнению, первая русско-чеченская война 1994–1996 гг., за которой в 1999 г. последовала вторая (на момент написания книги она, по мнению М. Гаммера, была ещё «далека от завершения» [с. IX]). Книга состоит из 15 глав, объединённых в пять частей. В приложении к монографии приводятся тексты Хасавюртовского соглашения о перемирии между РФ и правительством Чеченской Республики от 25 августа 1996 г. и Московского мирного договора между РФ и Чеченской Республикой Ичкерией от 12 мая 1997 г. Издание снабжено предметным указателем и библиографией.

В первой главе своего труда М. Гаммер даёт сжатый географический и этнологический обзор Северного Кавказа и, прежде всего, Чечни. В частности, он описывает систему базовых ценностей чеченцев, среди которых важное значение имеют такие понятия, как свобода, независимость, равенство (традиционное вайнахское, в т. ч. чеченское, общество не знало социальной стратификации), а также воинская доблесть и готовность к самопожертвованию ради общего блага. Автор особо отмечает, что в силу этого «принятие власти русских было для чеченцев больше чем потерей свободы в западном смысле слова: это было потерей собственного мужского достоинства (manhood) и — ещё важнее — души» (с. 7). Также немаловажно, по его мнению, то обстоятельство, что русские завоеватели, в т. ч. и в советский период, всегда относились к чеченским традициям с презрением, считая их варварством (в советское время — «буржуазно-националистическими предрассудками»). Можно по-разному относиться к отдельных обычаям чеченцев — и автор обращает внимание на то, что образ волка, избранный ими в качестве национального символа, действительно довольно метко отражает не только основные достоинства чеченской традиционной культуры, но и её неприглядные стороны, о чём сами чеченцы стараются по возможности не вспоминать. Однако систематическое игнорирование властями чеченских национальных традиций лишь усиливало враждебное отношение горцев к России и, вопреки всем ожиданиям, только укрепляло их волю к сопротивлению. Эти процессы описываются в последующих главах книги.

Русские начали проявлять интерес к Кавказу ещё в XVI в., при Иване IV. Однако в этот период у Московского царства ещё не было достаточных сил, чтобы противостоять местным правителям на Кавказе и стоявшим за ними Османской империи и Сафавидам. Только при Петре I Россия приступила к укреплению своих кавказских границ. В 1685 г. на левом берегу Терека расселились гребенские казаки, к которым в 1712 г. присоединились терские. Автор отмечает, что отношения между ними и чеченцами в этот период воспринимались обеими сторонами как вполне добрососедские. Периодические набеги на поселения друг друга рассматривались не столько как вооружённое противостояние, сколько как своеобразный вид спорта, способ продемонстрировать свою силу и храбрость, и редко имели целью что-либо большее, чем просто кража скота (с. 13). Напротив, имперская администрация по мере укрепления русского господства на Кавказе начала организовывать всё более частые карательные экспедиции в горы с целью «усмирения» местных жителей, тем самым только усиливая враждебное отношение горцев к завоевателям. Избиение ногайцев в 1783 г., имевшее целью также устрашение горцев Кавказа, привело, по мнению автора, к прямо противоположному эффекту: уже в 1785 г. начинается деятельность шейха Мансура, ставшего первым чеченским имамом.

Боевые действия Мансура против русских войск продолжались с перерывами с 1785 г. вплоть до пленения имама в 1791 г. Именно Мансур первым попытался объединить все горские народы Северного Кавказа, понимая, что по отдельности они не сумеют противостоять Российской империи. М. Гаммер отмечает то обстоятельство, что в качестве основы для такого объединения был избран ультраортодоксальный ислам, рассматривавший возвращение к строгому соблюдению шариатского права и тщательнейшее выполнение всех заповедей пророка как путь к возрождению мусульманского мира и возвращению мусульманами былого могущества. Сам Мансур приложил немало усилий, насаждая законы шариата среди горцев-мусульман. При нём же началось обращение в ислам язычников-ингушей. Стремясь найти союзников, Мансур вступил в переговоры с Турцией, оказывал поддержку турецким войскам во время русско-турецкой войны 1787–1791 гг.; его примеру последуют вожди чеченского сопротивления в XIX веке. Автор также особо отмечает усилия Мансура по созданию регулярной армии и разработке тактики ведения войны в горах.

После пленения шейха Мансура на Северном Кавказе наступило относительное затишье. Новый этап русского наступления на горцев, ознаменовавший начало Кавказской войны, связан с именем генерала А. П. Ермолова, который с 1816 по 1827 г. занимал должности главноуправляющего в Грузии и командира Отдельного Грузинского (впоследствии — Кавказского) корпуса и был известен не только своей воинской доблестью, но и ярой ксенофобией по отношению к «инородцам», в т. ч. чеченцам, а также непоколебимой уверенностью в том, что «азиаты» не понимают иного языка, кроме языка силы. Убеждённый, что Кавказ должен стать неотъемлемой частью Российской империи, Ермолов разработал план силового усмирения горцев путём строительства новых укреплений и организации акций устрашения. Новая линия крепостей вдоль реки Сунжи была построена в 1817–1821 гг., невзирая на сопротивление чеченцев. Параллельно проводились жесточайшие карательные экспедиции в горы; наиболее глубокий след в памяти чеченцев оставило истребление жителей села Дади Юрт, организованное 27 сентября 1819 г. генералом Сысоевым по приказу Ермолова. По-видимому, делает вывод М. Гаммер, тщеславный «проконсул Кавказа» так и не осознал, что организованный им террор приводит к прямо противоположному эффекту, отодвигая возможность примирения в неопределённое будущее.

Первые успехи русских войск на Кавказе заставили горцев искать пути к объединению. Начало было положено в июне 1821 г., когда всечеченское собрание старейшин избрало духовным лидером страны муллу Мухаммада и призвало Бейбулата Таймиева возглавить военные действия против России. В течение нескольких лет ему удавалось вести весьма активные действия против русских войск, но в 1825 г. среди лидеров движения наметился раскол, приведший к спаду боевых действий против России, хотя сам Бейбулат продолжал свою деятельность вплоть до своей гибели в 1831 г.

Неудачи прежних предводителей чеченского сопротивления сделали возможным проникновение в Чечню в конце 1820-х гг. суфийских идей из Дагестана, где к середине десятилетия доминирующее положение получило суфийское братство халидия — ветвь накшбандии, одного из известнейших суфийских тарикатов, чьи руководители в то время настаивали на возвращении к строжайшему соблюдению законов шариата. В 1829 г. вожди накшбандии провозгласили Гази Мухаммада (в русских источниках — Кази Мулла) имамом. Объявив о начале священной войны против России, он сумел одержать ряд побед над русскими войсками, однако в 1832 г. русское командование организовало крупную экспедицию в горы, в ходе которой имам был убит. Его преемником стал Хамзат Бек, после убийства которого в 1834 г. новым имамом был провозглашён Шамиль, чьё 25-летнее правление стало наивысшей точкой чеченского сопротивления в XIX веке. Шамиль довёл до совершенства тактику партизанской войны; кроме того, объединив под своей властью народы Чечни и Дагестана, он сумел создать на этих территориях своеобразный государственный аппарат, что облегчило управление. Не менее важным результатом деятельности имама было утверждение идей суфизма в Чечне и насаждение законов шариата вместо традиционного обычного права (адата). Военные успехи Шамиля заставили русское командование перейти от глубоких рейдов в горы к поэтапным действиям по строительству новых крепостей и постепенному вытеснению непокорных кланов в малоплодородные горные районы. Тем не менее, окончательной победы удалось добиться лишь после Крымской войны; в последнем наступлении на Чечню и Дагестан участвовали до 200 000 солдат и офицеров.

Пленение Шамиля в 1859 г. положило конец Кавказской войне, однако вооружённое сопротивление чеченцев продолжалось и в последующие годы. Наиболее крупные восстания в Чечне и Дагестане произошли в 1877 г., после начала новой русско-турецкой войны. Власти отвечали дальнейшими репрессиями, конфискацией земель и переселением нелояльных чеченских семей на равнину. Боязнь новых восстаний была настолько сильной, что в 1864 г. репрессиям подверглись даже вожди суфийского тариката кадирии во главе с шейхом Кунтой — невзирая на то, что последний, в отличие от последователей накшбандии, был противником вооружённого сопротивления и в качестве альтернативы проповедовал идеи религиозно-нравственного самосовершенствования и сохранения духовной независимости. По-видимому, заключает автор, имперская администрация просто не могла смириться с существованием в стране неподконтрольного ей общественного движения.

В последующие годы чеченцы отказались от крупных восстаний. Стремясь сохранить собственную культуру, они выбрали путь самоизоляции и по возможности дистанцировались от процессов модернизации в регионе, усилившихся после того, как на Кавказе нашли нефть. Усилилось влияние кадирии, несмотря на репрессии 1860-х гг. В этот же период завершилась исламизация ингушей. Вооружённое сопротивление в основном приняло форму бандитизма на равнине; автор отмечает, что это фактически продолжало прежнюю традицию, рассматривавшую набеги на соседей как способ поддержания собственного воинского достоинства.

В первые месяцы после Октябрьской революции большинство горцев поддержали советский режим, признавший их право на самоопределение. В 1919 г. Республика Горцев Северного Кавказа даже оказала помощь Советской России в борьбе с Деникиным. Однако в дальнейшем политика большевиков в регионе вызвала настолько серьёзное недовольство, что в августе 1920 г. в Чечне и Дагестане вспыхнуло восстание, во главе которого встал шейх Наджм ал-Дин аль-Хутси, провозгласивший себя имамом и объявивший джихад советскому режиму. Восстание в Дагестане было подавлено весной 1921 г.; в Чечне последователи Наджм ал-Дина продолжали партизанскую войну вплоть до его пленения и казни в 1925 г.

Тем не менее, первую половину 1920-х гг. ещё можно рассматривать как относительно спокойный период. Горской АССР, в состав которой входила и Чечня, была предоставлена широкая автономия, и Москва в течение длительного времени избегала серьёзного вмешательства в её внутренние дела. Обстановка вновь накалилась на рубеже 1920-х — 1930-х гг., после того, как советское правительство возобновило наступление на права горцев (операция по разоружению 1925 г., упразднение шариатских судов в 1926 г., внедрение латинского алфавита, коллективизация). После подавления восстаний 1929–1930 гг. и отказа советского руководства от форсированной коллективизации вновь наступило затишье, прерванное массовыми репрессиями в 1937 г. Тысячи людей были вынуждены скрываться в горах, что привело к резкому усилению партизанского движения. В эти же годы началось формирование чеченского национализма в современном смысле слова; по сравнению с прежними движениями он приобрёл более светский характер. В начале 1940 г. Хасан Израилов (Терлоев) начал создавать военную организацию, окончательно оформившуюся в 1941 г. как Народная северокавказская партия братьев (НСКПБ). Однако вспыхнувшее в сентябре 1941 г. массовое восстание летом 1942 г. было подавлено Красной армией. Контакты НСКПБ с германской агентурой дали Сталину удобный повод для депортации чеченцев в феврале 1944 г. М. Гаммер подробно описывает методы проведения этой акции, отмечая, что образ аула Хайбах, в котором войска НКВД, уподобившись нацистам, сожгли заживо около 770 человек, не имея возможности вывезти их в срок из-за распутицы, занял в памяти чеченцев второе место рядом с Дади Юртом. По подсчётам автора, суммарные людские потери чеченцев и ингушей во время выселения, перевозки на поездах и обустройства на новом месте жительства составили до 96 т. ч. из примерно 496 т. ч., подвергшихся выселению (с. 172). Те, кто выжил, сумели вернуться на родину лишь в 1957–1958 гг. Однако настоящей официальной реабилитации не последовало. Более того, советское руководство фактически продолжило политику русификации, что привело только к дальнейшему росту чеченского национализма и таким образом подготовило почву для провозглашения независимости Ичкерии в 1991 г. Последовавшая за этим русско-чеченская война 1994–1996 гг. так и не привела к окончательному урегулированию конфликта и лишь усугубила всеобъемлющий кризис в республике (в том числе рост преступности, разрушение традиционных моральных устоев, а также возврат к идеям «священной войны» и проникновение в Чечню ваххабизма). Современная ситуация в республике представляется автору крайне сложной, а её разрешение — маловероятным без перехода России к политике подлинного культурного плюрализма и «признанию многоликости российского общества вместо того, чтобы насаждать единообразие» (с. 220).

 М. М. Минц