Preston A. Sword of the spirit, shield of faith: Religion in American war and diplomacy. N. Y.; Toronto: Alfred A. Knopf, 2012. XI, 815 p. Опубликовано в реферативном журнале: Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 5, История. М., 2013. № 4. С. 168—175.

ПРЕСТОН Э. МЕЧ ДУХА, ЩИТ ВЕРЫ: РЕЛИГИЯ В АМЕРИКАНСКОЙ ДИПЛОМАТИИ И ВОЙНАХ

PRESTON A. Sword of the spirit, shield of faith: Religion in American war and diplomacy. — N. Y.; Toronto: Alfred A. Knopf, 2012. — XI, 815 p.

Книга Эндрю Престона (Кембриджский университет) «Меч духа, щит веры» посвящена месту и роли религии во внешней политике США. Как отмечается в предисловии, религия и внешняя политика относятся к числу важнейших факторов, повлиявших на историю Америки, и поэтому привлекают особое внимание исследователей. Любопытно, однако, что история религии и история внешней политики до сих пор остаются по существу изолированными друг от друга: специалисты по истории религии лишь эпизодически обращаются к внешнеполитической проблематике и в основном интересуются влиянием политики на религию, а не наоборот; в свою очередь, специалисты по истории дипломатии тоже довольно редко обращают внимание на религиозный фактор. Реферируемая книга, по замыслу автора, должна восполнить этот пробел. Данной проблематикой Престон, по его собственным словам, заинтересовался в 2003 г. под впечатлением от того, насколько активно религиозная риторика использовалась накануне американского вторжения в Ирак, причём как мусульманскими лидерами, так и президентом Дж. Бушем.

Во введении автор оговаривает, что не подвергает сомнению сам тот факт, что религия оказала существенное влияние на отношение американцев к внешнему миру, а следовательно — и на внешнюю политику Соединённых Штатов. Цель его исследования — прояснить характер и механизмы этого влияния. Он также подчёркивает, что не стремится обосновать положительное или отрицательное отношение к влиянию религии на политику. Религиозный фактор — это данность, и задача историка в данном случае — не оценивание, а понимание.

Значительное влияние религии на американскую политику, в т. ч. и внешнюю, обусловлено, по мнению Престона, не только традиционным мессианизмом американцев, но и особенностями формирования американской нации. Независимо от их вероисповедания, все переселенцы, направлявшиеся в Новый Свет, сохраняли чувство общности с остальными представителями своих конфессий и по-прежнему ощущали себя частью целого, не знающего национальных границ, продолжали следить за судьбой единоверцев в других странах. Религия, таким образом, формировала не только американский национализм, но и американский интернационализм.

В хронологическом плане книга охватывает период с конца XVI в. до президентства Б. Х. Обамы. Наибольшее внимание автор уделяет периоду с 1898 г. (испано-американская война), поскольку в предшествующие десятилетия роль США в международных отношениях была весьма незначительной. Интерес к колониальной эпохе, когда, собственно говоря, ещё и не было никаких Соединённых Штатов с собственной внешней политикой, Престон обосновывает тем, что именно в те годы сформировались традиции, привычки и взгляды, повлиявшие на отношение американцев к внешнему миру после обретения независимости.

Тематически работа не ограничивается собственно внешней политикой, т. е. деятельностью правительства на международной арене, а охватывает более широкий круг связей — экономических, культурных и других — между Америкой и другими странами.

Религия воздействовала на американскую политику несколькими путями. С одной стороны, представители политической элиты сами были верующими — это обстоятельство до сих пор обычно игнорируется историками. С другой стороны, в условиях массовой демократии политики вынуждены были считаться с общественным мнением, которое, в свою очередь, формировалось под большим влиянием религиозных идей. Как следствие, творцам внешней политики США приходилось так или иначе согласовывать элементы Realpolitik с религиозной моралью или по крайней мере делать вид, что проводимая ими политика соответствует ценностям веры. Сыграло свою роль и уникальное геостратегическое положение Соединённых Штатов, которые не имели сухопутных противников и располагали, таким образом, относительной свободой в выборе внешнеполитического курса.

Следует отметить, что влияние религиозного миропонимания на отношения США с другими странами выражалось не только в ведении войн именем Всевышнего, но и в разнообразных движениях за мир, интернационализм, антиимпериализм. Эту двойственность отражает заглавие книги — отсылка на Послание к Ефесянам.

В колониальный период американское общество, несмотря на определённый религиозный плюрализм, оставалось по преимуществу протестантским, и это оказало влияние на господствующие умонастроения. Для протестантского, особенно пуританского, мировоззрения той эпохи было характерно прежде всего сильное чувство собственной исключительности и мессианской роли. Новый Свет представлялся землёй обетованной, его освоение — священным делом, а язычники (индейцы) и католики (французы и испанцы) в равной степени рассматривались как силы зла. Соответственно, экспансия в глубь континента и противоборство с другими европейскими державами за колонии (даже в тех случаях, когда Англия выступала в союзе с одной из католических стран) воспринимались американскими колонистами как священная война. Парадоксальным образом на практике подобный подход приводил к тому, что методы борьбы с противником (например, этнические чистки или геноцид индейских племён) зачастую были весьма далеки от христианских идеалов. Религиозное мировоззрение колонистов впоследствии способствовало росту недовольства политикой Лондона: крайне негативно был воспринят, к примеру, мирный договор с Францией 1748 г., по которому американцам пришлось вернуть захваченные с тяжёлыми боями территории в Канаде; это был один из первых инцидентов, свидетельствующих о том, что интересы колонистов и метрополии совпадают отнюдь не всегда.

Определённое влияние на последующие события оказало Великое пробуждение — оживление религиозных исканий в 1730‑е — 1740‑е годы, положившее начало новому этапу в истории американского протестантизма и сопровождавшееся возникновением ряда новых деноминаций и сект. Для этого периода был характерен особый акцент на индивидуальном спасении и индивидуальной религиозности, что в свою очередь привело к пересмотру прежних представлений об отношениях между личностью и государством, способствовало распространению республиканских идей и отрицательному отношению к чрезмерной концентрации власти в руках центрального правительства. Как отмечает автор, Великое пробуждение не было непосредственной причиной Американской революции, но сформировало тот интеллектуальный фон, на котором вызревали идеи об отделении от Британской империи. По мере того, как росло недовольство политикой короны, Лондон начал восприниматься не только как оплот тирании, но и как новый Рим; англиканская церковь подвергалась нападкам как одна из опор неправедной британской монархии.

Роль религии в Войне за независимость была скорее инструментальной: духовенство, особенно пуританское, внесло более чем значительный вклад в мобилизацию масс на борьбу с метрополией, в поддержание высокого боевого духа в войсках. В выработке внешней политики нового государства его отцы-основатели исходили в целом из того, что его безопасность должна обеспечиваться распространением идей свободы и демократии, а также христианской веры (в протестантском её варианте). Это, впрочем, не помешало повстанцам заключить союзы с Францией и Испанией, хотя в обществе такое сотрудничество с католиками вызывало весьма неоднозначную реакцию. В спорах между патриотами и лоялистами (сторонниками и противниками независимости), что интересно, также использовались не только политические, но и религиозные аргументы.

В период до начала Гражданской войны религиозные представления американцев играли важную роль в осмыслении ими международной обстановки, но не оказывали существенного влияния на внешнеполитический курс, проводившийся федеральным правительством. В большинстве своём американцы, особенно протестанты, по-прежнему считали свою страну землёй обетованной, а самих себя — избранным народом и видели свою историческую миссию в распространении свободы, демократии и христианства. Как следствие, многие из них поддерживали территориальную экспансию США на Североамериканском континенте, будучи уверенными в том, что их государство действительно имеет законное право (а точнее — санкцию Провидения) на вновь присоединяемые земли, несмотря на то, что расширение территории страны включало войну с Мексикой и сопровождалось постепенным истреблением индейцев. С другой стороны, в этот же период в общественном движении сформировалось и сильное антиэкспансионистское течение, представители которого настаивали на том, что миссия США состоит не в захвате новых земель, а в обустройстве территорий, уже вошедших в их состав. Этой позиции придерживались и аболиционисты, опасавшиеся, что экспансия, особенно в юго-западном направлении, может привести к увеличению числа рабовладельческих штатов, как это произошло, например, после присоединения Техаса.

Подлинный выход США на международную арену ознаменовала война с Испанией в 1898 г., в результате которой под американский протекторат перешли Куба и Филиппины. В сущности, это было началом американского империализма, который, однако, в отличие от европейского, был нацелен не столько на захват и колонизацию новых территорий (хотя и не исключал этого), сколько на преобразование мира в целом в соответствии с американскими ценностями. В основе этой идеологии лежали не только экономические и политические интересы США, но и имевшие религиозное происхождение идеи гуманитарной интервенции и богоизбранности Америки. Эти идеи вызревали ещё со времён Гражданской войны; рост экономической мощи и политического влияния Соединённых Штатов сделал возможным их осуществление в глобальном масштабе. Война с Испанией воспринималась американской общественностью именно как гуманитарная интервенция — в защиту населения Кубы; автор характеризует её как «первый крестовый поход».

Следующим «крестовым походом», то есть, по сути, продолжением всё того же курса, стала политика Т. В. Вильсона во время Первой мировой войны. США довольно долго пытались сохранить в ней нейтралитет, и даже вмешавшись в неё в 1917 г., продолжали видеть своей главной целью не передел сфер влияния, а переустройство системы международных отношений, которое исключало бы повторение войн такого масштаба. Курс этот опирался не только на прагматический расчёт, но и на моральные принципы, тем более что и сам Вильсон был человеком глубоко религиозным. По этой же причине его политика в целом одобрялась церковью и общественным мнением, хотя довести свой замысел до конца президенту всё же не удалось, поскольку Конгресс отказался ратифицировать Версальский мирный договор и США не приняли участия в работе Лиги Наций.

В межвоенный период среди религиозных американцев возобладали идеи христианского пацифизма; его приверженцы не обязательно являлись сторонниками изоляционизма, тоже популярного в те годы, но настаивали на том, что политика Соединённых Штатов должна носить исключительно мирный характер. Серьёзный удар по этим концепциям нанесла начавшаяся Вторая мировая война: к 1941 г. подавляющая часть населения, как и администрация Ф. Д. Рузвельта, пришли к выводу, что лишь всемерная поддержка воюющей Великобритании может быть по-настоящему эффективным средством противодействия нацистской угрозе и обеспечения национальной безопасности США. Немаловажно, что в понятие последней по-прежнему включалась защита не только граждан и экономических интересов Америки, но и американских ценностей. Непростым моральным выбором было и партнёрство с Советским Союзом, который, как и Третий рейх, являлся тоталитарным государством и к тому же проводил политику воинствующего атеизма.

Окончательное вовлечение США в войну в декабре 1941 г. привело к большому оживлению религиозной жизни; беспрецедентного уровня достигли межконфессиональная кооперация и взаимопомощь, охватившие протестантов, католиков и евреев. Как и раньше, религиозные институты внесли существенный вклад в мобилизацию масс на борьбу с врагом и в осмысление места Америки в происходящих событиях. Новые концепции послевоенного устройства мира также разрабатывались на основе прежних универсалистских ценностей и в своём роде стали продолжением вильсоновских идей. Это же стало и причиной быстрой «размолвки» с Советским Союзом после окончания войны.

С началом Холодной войны президент Г. Трумэн, будучи, как и Ф. Д. Рузвельт, человеком верующим, попытался использовать религию как оружие в борьбе против коммунизма, исходя из того, что именно религия с её особым вниманием к ценности личной свободы составляет главное отличие США от СССР и их главное преимущество. Однако попытки Белого дома разыграть религиозную карту на практике неожиданно натолкнулись на широкую оппозицию внутри страны. Представления верующих американцев о месте и роли Соединённых Штатов в мире оказались отнюдь не одинаковыми.

Политика и риторика Дж. Ф. Кеннеди и Л. Б. Джонсона были в целом более секулярными, чем у их предшественников. В общественном движении, однако, религия продолжала играть довольно значительную роль, причём в либеральные 1960‑е годы правительство зачастую «не поспевало» за обществом, оказываясь неготовым к проведению тех реформ, на которых настаивали либералы; это касалось и внешней политики. Администрация Р. М. Никсона, а затем Дж. Р. Форда, напротив, столкнулась с прямо противоположной проблемой: проводимая ими политика разрядки встретила сопротивление религиозных консерваторов, чьи позиции в 1970‑е годы значительно усилились. Кроме того, американские христиане — как консерваторы, так и либералы — поддерживали благожелательную политику США в отношении Израиля и давление на СССР в защиту прав советских евреев, хотя эти действия Вашингтона как раз осложняли отношения с Москвой и в конечном итоге стали одной из причин краха разрядки.

Дж. Э. Картер в своей политике, в том числе и внешней, по существу игнорировал вопросы религии, что было большой ошибкой: зарождение мусульманского фундаментализма, к примеру, прошло практически незамеченным для Вашингтона, так что исламская революция 1979 года в Иране оказалась крайне неприятным сюрпризом. Зато в последующие годы США, напротив, попытались создать антисоветскую коалицию мусульманских стран и оказали серьёзную материальную поддержку афганским моджахедам в их борьбе против советских войск, не предполагая, к каким тяжёлым последствиям, в том числе и для самой Америки, это приведёт в дальнейшем.

Р. У. Рейган придерживался довольно консервативных взглядов (его религиозные представления, впрочем, автор характеризует как эклектичные), но его политический курс разрабатывался и осуществлялся независимо от религиозных консерваторов; к тому же во внутренней политике многие его консервативные начинания потерпели неудачу. Что касается внешней политики, то такие шаги администрации, как поддержка авторитарных антикоммунистических сил в Латинской Америке и дальнейшее наращивание ядерных вооружений, вызывали резкую критику со стороны религиозных либералов. Под их давлением Рейган к середине 1980‑х годов вынужден был частично скорректировать свою политику, что стало одной из предпосылок для последующей нормализации отношений с Советским Союзом в конце десятилетия.

Кратко описывая в эпилоге деятельность последних четырёх президентов — Дж. Г. У. Буша, У. Дж. Клинтона, Дж. У. Буша-младшего и Б. Х. Обамы — автор приходит к выводу, что религиозный фактор продолжает играть довольно важную роль в отношениях США с внешним миром: «Будь то „сверху“ в форме личного благочестия американских лидеров, или „снизу“ в форме давления со стороны религиозных деятелей и групп, во имя мира или войны, религия есть и будет неотъемлемой частью международных отношений. Она не всегда определяет направление внешней политики, но она останется постоянно присутствующим фактором. Те, кто осуществляет внешнюю политику США, игнорируют её на свой страх и риск» (с. 614).

М. М. Минц