Реферат опубликован в сборнике: Религия и церковь в истории России: современная историография: Сборник обзоров и рефератов / РАН. ИНИОН. Центр социальных научно-информационных исследований. Отдел истории; Отв. ред. О. В. Большакова. М., 2016. С. 205—209.
Продолжаю осваивать историю евреев в России. Бумажные экземпляры этого сборника к нам в отдел поступили в аккурат на ханукальной неделе. Еврейской тематике в нём посвящены только мои два реферата, но всё равно забавно 😉
Дейч Н. Еврейский тёмный материк: Жизнь и смерть в российской черте оседлости
Deutsch N. The Jewish dark continent: Life and death in the Russian Pale of Settlement. — Cambridge (Mass.); L.: Harvard univ. press, 2011. — X, 374 p.: ill.
Книга Натаниэля Дейча (Калифорнийский университет в Санта-Крузе) посвящена этнографическим исследованиям в еврейских поселениях (в отечественной литературе чаще употребляется польское слово «местечко», в западной — его идишский эквивалент «штетл») на территории черты оседлости. В первой половине XX в., когда культура восточноевропейских евреев (ашкеназов) переживала свой расцвет, такие исследования проводились довольно активно. Учёные, принимавшие участие в этой работе, руководствовались помимо всего прочего желанием сохранить народную культуру Идишланда для потомков, опасаясь в будущем её гибели. Сегодня мы можем продолжать изучение этой культуры во многом именно благодаря их усилиям, поскольку в середине столетия она действительно погибла, но не в результате урбанизации и секуляризации, которые вызывали наибольшие опасения сто лет назад, а в результате физического уничтожения большей части её носителей. В этой ситуации ценным историческим источником оказываются не только собственно фактические материалы, собранные этнографами, но и их методические разработки, хотя они и создавались всего лишь как рабочий инструмент для проведения исследований в поле.
Задачу ввода этих материалов в современный научный оборот и решает в своей книге Н. Дейч. Три пятых его труда занимает английский перевод «Еврейской этнографической программы», изданной в 1914 г. на идише российским еврейским писателем и этнографом Шлойме-Занвлом Раппопортом, более известным под псевдонимом Семён Акимович Ан‑ский. Меньшая по объёму первая часть монографии посвящена анализу этой программы и истории возглавлявшейся Ан‑ским Еврейской этнографической экспедиции имени барона Горация Осиповича (Нафтали Герца) Гинцбурга.
Ан‑ский родился в 1863 г. в Чашниках (Витебская губерния), учился в Витебске. В молодости увлёкся народническими идеями, стал активно изучать русский язык и литературу и в 1880‑е годы, порвав с семьёй, принял участие в «хождении в народ». К традиционной еврейской культуре в этот период он относился резко отрицательно, разделяя распространённые, в том числе и среди образованной еврейской молодёжи, стереотипы о её якобы «реакционном» и «эксплуататорском» характере. Будучи убеждённым сторонником ассимиляции, Ан‑ский вёл пропагандистскую работу среди славянского населения России, главным образом в Донбассе. В 1892 г. вынужден был эмигрировать в Европу; живя там, стал одним из первых членов Партии социалистов-революционеров.
В 1905 г. Ан‑ский вернулся в Россию. К этому времени его отношение к еврейским традициям заметно изменилось. Такие явления, как возникновение еврейских политических движений и развитие новой литературы на идише, убедили его в том, что евреи действительно являются нацией, к которой принадлежит и он сам. Это обусловило его интерес к еврейской народной культуре и подтолкнуло к подготовке широкомасштабной этнографической экспедиции, план которой он разработал в конце 1909 г. Анализируя во введении к книге его взгляды и общий интеллектуальный контекст, в котором он действовал, автор показывает, что мотивы Ан‑ского были довольно сложными. Он по-прежнему относился к местечковому еврейству во многом как к отсталому народу, нуждающемуся не только в изучении, но и в просвещении. Разделявший сходные идеи историк и публицист С. М. Дубнов называл черту оседлости «тёмным материком», что, по мнению Дейча, можно рассматривать как влияние колониального дискурса, поскольку «тёмным материком» в английской литературе тех лет называли центральную часть Африки. В то же время Ан‑ский видел в еврейской традиции основу для создания новой, современной еврейской культуры.
Деньги на экспедицию предоставил барон В. Г. Гинцбург, один из немногих в России дворян-евреев; Ан‑ский дал экспедиции имя его отца. Экспедиция проработала три сезона в 1912—1914 гг., дальнейшие исследования прервала Первая мировая война. Будучи эсером, Ан‑ский в 1918 г. вынужден был бежать из Советской России, он умер в 1920 г. в Варшаве. Огромный материал, собранный экспедицией, постепенно распределился между несколькими хранилищами и стал доступен для исследователей лишь в конце 1980‑х годов.
«Еврейская этнографическая программа» была составлена Ан‑ским и его единомышленниками по итогам трёх отработанных сезонов и задумывалась как опросник для использования в дальнейших исследованиях. Поскольку работа экспедиции так и не была продолжена, на практике эта программа никогда не применялась. Огромный 200‑страничный документ содержит 2087 вопросов, относящихся буквально ко всем сферам жизни, «начиная с момента, когда душа ещё не соединилась с телом, и заканчивая моментом, когда она покидает тело» (с. 13). Многие вопросы не являются открытыми — как например, вопросы о существовании в конкретном местечке каких-то определённых обычаев или поверий, описание которых включено в сам вопрос. Другие вопросы более общего характера тем не менее тоже так или иначе отражают жизнь еврейских местечек (например, «В какие игры играют девочки?» или «Били ли мужья когда-либо своих жён?»). Подобный подход к составлению опросника привёл к тому, что в настоящее время он сам уже является ценнейшим источником по истории культуры и повседневной жизни российских евреев.
Автор не ставит перед собой задачи детально изложить историю Еврейской этнографической экспедиции, но в первых двух главах достаточно подробно описывает исследовательский подход Ан‑ского, методы его работы, препятствия, с которыми он сталкивался, этические коллизии, связанные с этнографическими исследованиями в черте оседлости, наконец, легенды о самой экспедиции, о существовании которых Ан‑скому со временем также довелось узнать. Пересмотрев своё прежнее отношение к еврейской народной культуре, Ан‑ский теперь сравнивал её с устной Торой, подразумевая под «письменной Торой» не только собственно Пятикнижие, которое традиционно обозначается этим термином, но и еврейскую книжность в целом. Наибольшее внимание он уделял хасидизму, традиции которого рассматривал как самый ценный пласт в ашкеназийском культурном наследии. Будучи уже довольно известным писателем, он вынужден был проводить свои исследования инкогнито, в том числе используя в качестве псевдонима своё подлинное имя. Парадоксальным образом экспедиция неоднократно вызывала у местных властей подозрения в шпионаже (особенно в приграничных губерниях), тогда как жители еврейских местечек, наоборот, нередко принимали этнографов за агентов полиции. Чтобы заручиться доверием хасидов, Ан‑скому пришлось заново осваивать их традиции и ритуалы, основательно забытые за годы увлечения народничеством. Со временем он научился довольно убедительно изображать хасида, а в некоторых местечках его самого по необычным манерам и стилю жизни принимали за странствующего раввина или цадика.
К составлению «Еврейской этнографической программы» Ан‑ский приступил ещё в 1912 г., во время подготовки к первому сезону своей экспедиции. Он рассчитывал завершить эту работу за несколько месяцев, а будущий опросник, по его прикидкам, должен был содержать до 10 тыс. вопросов. К участию в работе он привлёк нескольких слушателей т. н. Высших курсов востоковедения — петербургской еврейской академии, основанной в 1908 г. Трое из них впоследствии приняли непосредственное участие в его экспедиции. Параллельно разрабатывались несколько дополнительных опросников меньшего объёма. Работа над основным опросником, вопреки первоначальным планам, затянулась, а непомерный объём материала требовал его тщательной систематизации, так что Ан‑ский решил разделить его на два тома, из которых первый был посвящён повседневному быту местечек, а второй — религиозным традициям. Разделение, впрочем, получилось весьма условным, поскольку повседневная жизнь религиозных евреев сама по себе была довольно традиционной. Как результат, вопросы, связанные с религией, имеются и в первом томе «Программы». Ещё одну характерную его особенность составляет очерёдность следования вопросов, сгруппированных в пять разделов, соответствующих основным этапам жизненного цикла человека в еврейском его понимании: от зачатия до школы (хедера), от школы до свадьбы, свадьба, семейная жизнь, смерть. Опросники, применявшиеся этнографами в русских деревнях, строились иначе. Первый том вышел из печати в 1914 г., но в продажу из-за начавшейся войны так и не поступил. Его перевод и даёт в своей книге Дейч. Второй том, судя по сохранившимся свидетельствам, был написан, по крайней мере частично, но так и не был опубликован.
В послесловии к книге кратко описывается история еврейской этнографии после смерти Ан‑ского. Исследования на территории бывшей черты оседлости активно проводились в межвоенный период целым рядом организаций, включая Историко-этнографическое общество, созданное в Вильно самим Ан‑ским в 1919 г., и возникший там же в 1925 г. Еврейский исследовательский институт (YIVO). Опросники, применявшиеся в этих исследованиях, были меньше по объёму, чем «Еврейская этнографическая программа» Ан‑ского, но составлялись во многом под её влиянием. Как и сам Ан‑ский, исследователи 1920‑х — 1930‑х годов поощряли самостоятельный сбор исторических и этнографических материалов жителями восточноевропейских местечек.
После Холокоста, в ходе которого большинство европейских евреев погибло, а Идишланд как культурное явление был по существу уничтожен, изучение его наследия американскими и израильскими исследователями перешло в область исторической этнологии, а многие послевоенные работы отличались налётом ностальгии и склонностью к известной мифологизации местечка и жизни в нём. Ситуация стала меняться в конце XX в., когда возродившийся интерес к языку идиш и ашкеназийской культуре (например, к клезмерской музыке) привёл к повторной актуализации этой культуры, которая вновь стала не только объектом для изучения, но и основой для нового, живого творчества, что во многом перекликается с идеями Ан‑ского. Эти перемены сопровождались и изменениями в исследовательских подходах. В СССР в последние годы его существования изучение еврейской этнографии было возобновлено рядом учёных, которые начали разыскивать и опрашивать «последних могикан» Идишланда — пожилых евреев, по-прежнему проживавших на территории бывшей черты оседлости. Эта работа, ставшая дальнейшим развитием исследований Ан‑ского, продолжается и в настоящее время, в том числе с участием западных специалистов.
М. М. Минц