Оценки уровня подготовки личного состава Красной армии советским военно-политическим руководством в конце 1920-х — начале 1940-х годов

Текст доклада, прочитанного на III Батаевских чтениях в Российском университете дружбы народов 27 ноября 2010 года. Опубликован в сборнике материалов конференции: Минц М. М. Оценки уровня подготовки личного состава Красной армии советским военно-политическим руководством в конце 1920-х — начале 1940-х годов // Мультикультурная и многонациональная Россия: Материалы III Международной междисциплинарной конференции, посвященной памяти заслуженного деятеля науки, почетного профессора РУДН, академика МАН ВШ Тамары Васильевны Батаевой. Москва, 27 ноября 2010 г.: В 2 ч. М., 2010. Ч. I: Актуальные проблемы отечественной истории и исторической науки: II половина XIX — начало XXI века. С. 227—239.

ОЦЕНКИ УРОВНЯ ПОДГОТОВКИ ЛИЧНОГО СОСТАВА КРАСНОЙ АРМИИ СОВЕТСКИМ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИМ РУКОВОДСТВОМ
в конце 1920-х — начале 1940-х годов

М. М. Минц

Институт научной информации по общественным наукам РАН

В новейшей истории нашей страны «проблема 1941 года», то есть начало Отечественной войны и события, непосредственно предшествовавшие ему, остаётся одной из наиболее болезненных тем. Каковы причины катастрофических поражений Красной армии летом — осенью 1941 г., кто несёт за это персональную ответственность, были ли эти поражения неизбежными или были возможны иные сценарии развития событий, планировалось ли в Советском Союзе нападение на Германию, наконец, какие факторы способствовали провалу операции «Барбаросса» в конце 1941 г. — все эти вопросы по-прежнему привлекают неослабевающее внимание исследователей. Нужно, однако, отметить, что даже новейшие публикации по данной проблематике в большинстве своём посвящены событийной истории, прежде всего событиям 1939—1941 гг. (советское и германское военное строительство и оперативно-стратегическое планирование, подготовка Германии к нападению на СССР, подготовка СССР к надвигающейся войне с Третьим рейхом, внешняя политика, действия разведки и т. д.); при этом гораздо менее изученной остаётся история советской военной политики в межвоенное двадцатилетие и почти неизученной — несобытийная подоплёка описанных процессов, прежде всего такая важная проблема как представления советского военно-политического руководства о будущей войне, определявшие направление и содержание подготовки к ней. Их составной частью являются представления о стратегическом и военно-техническом характере будущей войны, на которых, в свою очередь, базируются оценки подготовленности своей армии к войне, в том числе и оценки уровня подготовки её личного состава.

Вопрос, была ли Красная армия готова к войне с Германией, остаётся предметом острых дискуссий, участники которых, к сожалению, нередко упускают из виду то обстоятельство, что, во-первых, определение и критерии готовности к войне — во всяком случае, если говорить об истории, а не о современном военном строительстве, — вопрос в методологическом отношении до сих пор не проработанный и, во-вторых, наши современные представления о готовности РККА к войне, обусловленные нашими знаниями о ходе и результатах боевых действий в 1941—1945 гг., вовсе не обязательно должны совпадать с оценками текущего состояния вооружённых сил, бытовавшими в Кремле и среди советских военачальников в предвоенные годы.

Данная статья посвящена тому, как оценивался уровень боевой выучки бойцов и командиров РККА советским военно-политическим руководством в период первых пятилеток, то есть в конце 1920-х — начале 1940-х гг.

* * *

На всём протяжении рассматриваемого периода уровень подготовки личного состава армии оценивался в целом невысоко. Ещё осенью 1931 г. на расширенном пленуме РВС СССР начальник боевой подготовки РККА А. Я. Лапин, подводя итог уходящему учебному году, признавал, что вопрос об организации управления войсками «в общем балансе для армии надо считать совершенно неразрешённым»: штабы слишком медлительны, не отлажена работа разведки, основным средством связи остаётся проволока, части связи не успевают реагировать на изменения обстановки1. Ещё до этого проблемы с организацией управления отмечались при разборе окружных манёвров. Управление подразделениями выше батальона было признано неудовлетворительным. Обращалось внимание также на низкую оперативную подготовку командного состава2. Крайне низким был признан уровень огневой подготовки. Не было должным образом усвоено взаимодействие между войсками3. Указывалось также на недостаточное внимание к организации противовоздушной обороны4и ряд других недочётов.

Подобную ситуацию прогнозировал ещё В. К. Триандафиллов (в 1928—1929 гг. — заместитель начальника Штаба РККА). В своём труде «Характер операций современных армий» он обращает внимание на то, что  технический прогресс явно обгоняет общий технический и культурный рост населения, и поэтому подготовка хорошо обученных бойцов в современных условиях заставляет прилагать всё больше усилий, в то время как перспектива длительной тотальной войны требует заблаговременно подготовить достаточно большое число резервистов, из-за чего во всех армиях уменьшается продолжительность срочной службы (до одного-двух лет, по сравнению с тремя-четырьмя перед Первой мировой войной) и сокращаются кадры мирного времени. Если учесть к тому же высокий коэффициент организационного развёртывания частей в период мобилизации, то нужно быть готовыми к наплыву в части многочисленных резервистов. Поддержать же их навыки на должном уровне за время пребывания в запасе не помогут никакие военные сборы. Как результат, «по своим боевым качествам войска первых месяцев войны будут походить скорее на разбавленные большим количеством наспех обученных запасных дивизии 1916—1917 гг., чем на войска, выступившие на войну в 1914 г.». Правда, не исключено, что мирная передышка, если она будет достаточно длительной, позволит улучшить качество обучения и избежать подобных трудностей в военное время5.

Практически все названные выше проблемы оставались слабым местом армии, кажется, до самой Отечественной войны. По итогам 1931—1932 учебного года отмечалось, что в целом преодолено отставание по огневой подготовке и управлению, но полностью решить эти проблемы пока не удаётся. Как достижение в управлении войсками отмечалось, прежде всего, что «командир, научившись сам правильно использовать штабы, привык уже доверять своему штабу, как органу непосредственной помощи по управлению боем, и штабы научились помогать командиру в управлении боем»6. Однако управление было отлажено только в простых формах боя. Кроме того, работа штабов оставляла желать лучшего. Здесь в полной мере сохранились все недостатки, отмечавшиеся в предыдущем году7. Огневая подготовка также была отлажена только в простейших своих формах (индивидуальная подготовка, простейшие боевые стрельбы мелких подразделений). Кроме того, чтобы ликвидировать низкую успеваемость только в этой области, пришлось тратить на огневую подготовку неоправданно много времени (50—60%)8. По-прежнему совершенно не было отлажено взаимодействие между родами войск9. На расширенном заседании РВС Союза 16—18 ноября следующего, 1933 года начальник Штаба РККА А. И. Егоров, перечисляя вновь всё те же проблемы, вынужден был сделать неутешительный вывод: уровень подготовки войск, несмотря на имеющиеся достижения, не отвечает требованиям современного боя10.

В своих тезисах «Тактика и оперативное искусство РККА на новом этапе» (1932 г.) Егоров тоже упоминает о том, что уровень подготовки личного состава не соответствует современным требованиям. Войсками не освоены глубокий бой и глубокая операция, которые к тому же не отработаны до конца теоретически. Существующая организация штабов не обеспечивает надёжного управления в глубоком бою и операции11.

К осени 1935 г. ситуация несколько улучшилась. Были отмечены определённые достижения в работе войск связи. В результате напряжённой работы было «достигнуто в большинстве звеньев армейского аппарата правильное понимание важности постоянного взаимодействия всех сил, принимающих участие в операции, и в основном научились его осуществлять»12. К. Е. Ворошилов в телеграмме Сталину от 16 сентября 1935 г., описывая итоги манёвров в Киевском военном округе, специально остановился на этих вопросах: «Значительно улучшилось управление войсками, особенно связь, которую мы непрерывно ругали вплоть до прошлого года. Командиры и штабы научились безотказно пользоваться радиосвязью. Связь не прерывалась даже в самых сложных условиях подвижного боя»13. Он отметил также достижения в организации взаимодействия.

В то же время приходилось признать, что «практические навыки по организации взаимодействия не везде полностью и крепко освоены»14. В огневой подготовке улучшений практически не было15. По-прежнему не была отлажена работа разведки, сохранялись определённые пробелы в оперативной подготовке.

Довольно интересный отзыв о положении дел в армии сделал И. П. Уборевич в своём выступлении на совещании в Западном обкоме ВЛКСМ, видимо, весной 1936 г. Упомянув, что высокий уровень культуры будет играть в грядущей войне исключительную роль, командующий войсками Белорусского военного округа назвал целый ряд проблем, характерных, по его мнению, для СССР и его вооружённых сил. Командарм отметил, что, несмотря на предпринимаемые усилия, «у нас ещё мало заботятся друг о друге, много эгоизма, мало боевой дружбы», которая на войне является «решающей силой». Нет должной заботы о людях. 35% призывников малограмотные, по существу — неграмотные. Даже у многих инженеров и техников уровень знаний неудовлетворительный. Советская молодёжь по уровню физической подготовки отстаёт, скажем, от немецкой, поскольку «слабо у нас развит спорт, нет серьезной гигиены, которые бы способствовали развитию организма. У нас много курят, что губительно отражается на организме, имеется половое излишество (sic! — М. М.), что даёт слабых бойцов»16.

Довольно резким было заключительное слово Ворошилова на пленуме Военного совета при наркоме обороны 27 ноября 1937 г. Крайне низко нарком оценил тактическую подготовку войск: бойцы не умеют скрытно передвигаться, окапываться, взаимодействие между родами войск по-прежнему не отработано. Командиры зачастую не заботятся о поддержании нормальной связи с соседями, с подчинёнными, с вышестоящим руководством. Также низкую оценку получила подготовка танковых войск, противотанковой обороны17.

Три года спустя война с Финляндией в очередной раз показала: боевая подготовка РККА по-прежнему находится на низком уровне. Снова отмечались недостатки в организации управления, взаимодействия (эти области подготовки так и остались бичом армии на весь предвоенный период), недостаточное умение правильно использовать современную технику18.

Многочисленные недостатки в боевой подготовке отмечены и в акте о приёме Наркомата обороны С. К. Тимошенко от Ворошилова:

«1) Низкая подготовка среднего командного состава в звене рота — взвод и особенно слабая подготовка младшего начальствующего состава.

2) Слабая тактическая подготовка во всех видах боя и разведки, особенно мелких подразделений.

3) Неудовлетворительная практическая полевая выучка войск и неумение ими выполнять то, что требуется в условиях боевой обстановки.

4) Крайне слабая выучка родов войск по взаимодействию на поле боя: пехота не умеет прижиматься к огневому валу и отрываться от него; артиллерия не умеет поддерживать танки; авиация не умеет взаимодействовать с наземными войсками.

5) Войска не обучены лыжному делу.

6) Применение маскировки отработано слабо.

7) В войсках не отработано управление огнём.

8) Войска не обучены атаке укреплённых районов, устройству и преодолению заграждений и форсированию рек».

Авторы документа констатировали, что «в боевой подготовке войск допускается слишком много условностей, войска не тренируются в обстановке, приближенной к боевой действительности, применительно к требованиям театров военных действий». Многочисленные недочёты отмечались в боевой подготовке авиации19.

Декабрьское совещание высшего командного состава в 1940 г. стало своеобразным последним подведением итогов перед Отечественной войной. Что же говорилось на этом совещании по поводу боевой подготовки?

Прежде всего, была отмечена недостаточно высокая оперативная подготовка штабных работников. Сохранялись проблемы с применением крупных оперативных соединений, организацией взаимодействия между родами войск, созданием ударных группировок, введением подвижных соединений в прорыв. Не хватало умения восстанавливать управление, нарушенное в ходе операции. Во время штабных занятий допускалось слишком много условностей20. Низко оценивалась постановка учебного процесса в военно-учебных заведениях всех уровней: обучение ведётся по устаревшим программам, в результате чего выпускники не обладают достаточными знаниями для того, чтобы руководить современным боем, правильно использовать новое вооружение, налаживать взаимодействие между родами войск. Кроме того, отмечалось, что программы учебных заведений разного уровня не согласованы, выпускники училищ не готовятся к обучению в академиях21. По-прежнему низкой оставалась огневая подготовка, причём наихудшие показатели были зафиксированы в западных приграничных округах. Начальник Генерального штаба К. А. Мерецков в своём докладе связывал это с плохой подготовкой командиров к ведению современного боя22. Тимошенко в своём заключительном слове обращал особое внимание на то, что Зимняя война выявила порочность самой системы боевой подготовки, существовавшей прежде в Красной армии и основанной на большом количестве условностей. По его мнению, наследие этой системы так и не было изжито в 1940 г., несмотря на его приказы23. Нарком упомянул также о по-прежнему не отлаженной работе тыла и вновь дал низкую оценку оперативной подготовке генералов24.

Наконец, 8 мая 1941 г., всего за полтора месяца до войны, на заседании Главного военного совета были рассмотрены итоги боевой подготовки за зимний период 1940—1941 гг. Выводы, изложенные в протоколе заседания, также неутешительны. Хотя в документе и отмечено, что качество боевой подготовки по сравнению с 1940 г. повысилось, тем не менее общий уровень подготовки войск был признан неудовлетворительным и не соответствующим требованиям современного боя и операции. Задачи, поставленные на зимний период приказом НКО № 30 от 21 января 1941 г. о боевой и политической подготовке войск на 1941 учебный год, были признаны невыполненными. По-прежнему не было отработано должным образом взаимодействие родов войск. Особенно отмечались недочёты в Ленинградском и Западном особом военных округах. Лучше обстояли дела в Киевском особом военном округе. Совершенно неудовлетворительным было признано состояние военно-воздушных сил25.

* * *

Итак, советские военачальники, не только на рубеже 1920-х — 1930-х, но и в 1940—1941 гг., то есть на всём протяжении изучаемого периода, невысоко отзывались о боевой и оперативной подготовке армии. Хотя, с одной стороны, при анализе соответствующих документов, очевидно, следует делать поправку на их назначение и обстоятельства возникновения (в материалах, использованных выше, вполне логичен акцент именно на недостатках, без подробного разбора достижений), с другой стороны, всё равно напрашивается вывод, что уровень подготовки личного состава РККА оценивался советским руководством как несоответствующий требованиям будущей войны. Впоследствии критические замечания по поводу довоенной боевой и оперативной подготовки высказывались и в мемуарах. Однако здесь акценты были уже иными.

Так, И. Х. Баграмян в своих воспоминаниях отмечает, что в Академии Генерального штаба основной упор делался на оперативную подготовку в масштабе армейских операций, а стратегией «как говорится, и не пахло», что делало академическое образование неполным26. Он упоминает также о чрезмерном увлечении наступательными видами боевых действий, описывает, как сказывалось на ходе боёв в период Отечественной войны неумение командиров организовать отступление, указывает на то, что в предвоенный период командиров почти не учили скрытному управлению войсками27.

А. М. Василевский, отдавая должное довоенной оперативной подготовке как «солидной школе управления войсками», признаёт далее, что, как показали уже первые дни войны, для разгрома врага её было недостаточно: «Нужно было решительно перестраиваться, научиться сначала обороняться, а потом вести мощные наступательные действия»28.

И. С. Конев также пишет о том, что перед войной отступление считалось «признаком слабости и несовместимым с нашей доктриной», не уделялось достаточно внимания отработке борьбы в окружении. Во время войны это имело свои последствия29. В то же время он отмечает, что в предвоенные годы войска достаточно интенсивно готовили к форсированию водных преград, и это очень помогало в наступательный период войны30.

Д. Д. Лелюшенко описывает, как войскам уже во время войны пришлось по сути заново учиться подвижной обороне, поскольку в мирное время этот вид боевых действий отрабатывался мало и не был отражён в инструкциях31.

Как видим, война действительно подтвердила, что уровень боевой и оперативной подготовки РККА был невысоким. Но выразилось это иначе, чем ожидали советские военачальники перед войной. Настолько иначе, что после войны её участники не посчитали нужным даже упоминать в своих мемуарах о тех проблемах, которые обсуждались перед нею.

* * *

Описанные выше тенденции оказываются вполне естественными, если учесть то обстоятельство, что по крайней мере с начала 1930-х гг. представления советского руководства о стратегическом характере будущей войны содержали два принципиальных положения: безусловное предпочтение «стратегии сокрушения» (максимально активные действия, нацеленные на скорейший разгром противника) перед «стратегией измора» (затягивание войны с целью истощения противника) и недооценку роли обороны в современной войне — вне зависимости от того, идёт ли речь о нападении на другое государство или об отражении агрессии32. Следствием таких установок стало не только безальтернативное военное планирование (не случайно первой реакцией советской стороны на нападение немцев стала самоубийственная директива Главного военного совета № 3 от 22 июня 1941 г. о немедленном переходе в контрнаступление по всему фронту), но и однобокая, несбалансированная боевая подготовка войск. Причём нельзя сказать, что советские военачальники переоценивали уровень подготовки во вверенных им частях и соединениях. Напротив, они постоянно обращали внимание на целый ряд серьёзных и, что ещё хуже, хронических пробелов в боевой и оперативной подготовке. Основными «слабыми местами» РККА на протяжении всех 1930-х гг. оставались управление войсками в бою, работа штабов, организация разведки, служба тыла. Симптоматично, однако, что будущие полководцы Отечественной войны так и не увидели самой главной проблемы: армия оказалась не подготовленной к оборонительным видам боевых действий, которые ей пришлось вести летом 1941 г. в условиях внезапного нападения противника. Этот недостаток напрямую вытекал из военно-доктринальных установок советского руководства в 1930-е гг. и поэтому был осознан только с началом войны, которая во многом оказалась совершенно не такой, какой она ожидалась на протяжении предшествующих лет.


1Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 4. Оп. 16. Д. 11. Л. 2—4.

2РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1470. Л. 279—288, 371—373, 385—387.

3РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 11. Л. 2.

4РГВА. Ф. 4. Оп. 1. Д. 1470. Л. 386—387.

5Триандафиллов В. Характер операций современных армий. М.; Л., 1929. С. 54.

6РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 15. Л. 7об—8.

7РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 15. Л. 1об—2об, 7.

8РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 15. Л. 1об—2, 7об—8, 9об—10.

9РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 15. Л. 8об—9.

10См. например: РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 40. Л. 4.

11Егоров А. И. Тактика и оперативное искусство РККА на новом этапе [Публикация тезисов доклада Маршала Советского Союза, 1932 г.: Напеч. с сокращениями] // Воен.-ист. журн. 1963. № 10. С. 39.

12РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 3—4об, 7об.

13Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 74. Оп. 2. Д. 37. Л. 94—95.

14РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 7об.

15РГВА. Ф. 4. Оп. 16. Д. 19. Л. 3.

16Уборевич И. П. Два очага опасности: (Выступление командующего Белорус. воен. окр. командарма 1 ранга И. П. Уборевича на совещ. в Зап. обкоме ВЛКСМ в 1936 г.) // Воен.-ист. журн. 1988. № 10. С. 43.

17РГВА. Ф. 4. Оп. 18. Д. 54. Л. 474—481.

18Накануне войны: Материалы совещания высш. руководящего состава РККА 23—31 дек. 1940 г. М., 1993. С. 14.

19Акт о приеме Наркомата Обороны Союза ССР тов. Тимошенко С. К. от тов. Ворошилова К. Е. // Воен.-ист. журн. 1992. № 1. С. 10.

20Накануне войны. С. 19—20.

21Там же. С. 25—26.

22Там же. С. 26—27

23Там же. С. 363.

24Там же. С. 367—368.

25Главный военный совет РККА, 13 марта 1938 г. — 20 июня 1941 г.: Документы и материалы. М., 2004. С. 303—306.

26Баграмян И. X. Мои воспоминания. Ереван, 1979. С. 157.

27Там же. С. 354.

28Василевский А. М. Дело всей жизни. М., 1975. С. 600.

29Конев И. С. Записки командующего фронтом. М., 2000. С. 67—68.

30Там же. С. 166—167.

31Лелюшенко Д. Д. Москва — Сталинград — Берлин — Прага: Записки командарма. М., 1985. С. 27.

32См. об этом подробнее: Минц М. М. «Стратегия сокрушения»: стратегическая и военно-техническая концепции будущей войны в структуре советской военной доктрины 1930 х — начала 1940 х годов // Российская история. 2010. № 3. С. 3—18.