Hutson J. H. Church and State in America: The First Two Centuries. N. Y.: Cambridge University Press, 2008. xiv, 207 p. Реферат опубликован в сборнике: Церковь и религиозное сознание в Новое и Новейшее время: Сб. обзоров и рефератов / Отв. ред. З. Ю. Метлицкая; отв. за выпуск Ю. В. Дунаева. М., 2010. С. 148—156.
ХАТСОН Дж. Х. ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО В АМЕРИКЕ: ПЕРВЫЕ ДВА СТОЛЕТИЯ
Hutson J. H. Church and State in America: The First Two Centuries.― N. Y.: Cambridge University Press, 2008.― xiv, 207 p.
Монография Джеймса Х. Хатсона (руководитель отдела рукописей Библиотеки Конгресса) посвящена представлениям об отношении государства к церкви, а также государственной политике в этой области со времён заселения Вирджинии в 1607 г. и до начала президентства Э. Джексона (1829–1837). В книге описывается влияние на церковно-государственные отношения самых разных событий, законодательных и судебных решений, включая английский Акт веротерпимости 1689 года, «Великое пробуждение», Конституцию Соединённых Штатов, Билль о правах, письмо Т. Джефферсона баптистам из Дэнбери и многие другие.
В первой главе монографии анализируются события XVII столетия. В этот период в английских колониях в Северной Америке не существовало единой точки зрения по вопросу об отношении государства к церкви. Это было связано как с отсутствием общей для всех колоний государственной религии, поскольку в Новом свете были представлены самые разные христианские деноминации и секты, так и с различиями в истории отдельных колоний, основанных в разные эпохи и при различных обстоятельствах. Хотя в колониях, возникших после Английской революции, были распространены идеи веротерпимости, преобладающими, даже к концу столетия, особенно в более старых провинциях, оставались представления о необходимости государственной поддержки «истинной» церкви и подавления альтернативных деноминаций, в особенности сект. Интересно, что представители многочисленных протестантских течений, несмотря на критическое отношение к католичеству, всё же переняли у католиков эту позицию, хотя и оспаривали друг у друга право считаться носителями истины. К первоначальному теологическому обоснованию такого подхода (защита жителей страны от влияния «ложных» учений ради их же будущего спасения) ещё при Елизавете I добавился и сугубо политический мотив: единообразие в вере поддерживает социально-политическую стабильность в стране.
На практике, однако, политика властей по отношению к церкви эволюционировала более динамично. Автор подробно прослеживает эти изменения на примере нескольких колоний в контексте политических баталий, происходивших в это же время в самой Англии.
Наиболее последовательно политика борьбы с религиозными нонконформистами осуществлялась в двух колониях: англиканской Вирджинии и пуританском Массачусетсе, где имели место систематические преследования «неортодоксальных» протестантских течений, а также католиков, вплоть до изгнания за пределы колонии с запретом на возвращение под страхом смертной казни. Впрочем, как отмечает автор, в большинстве остальных колоний просто не сформировались благоприятные условия для столь же жёсткой политики, хотя общественные настроения существенно не отличались от бытовавших в двух названных выше провинциях. Иная ситуация сложилась в Мэриленде, который, в отличие от других колоний, являлся феодальным владением рода Калвертов, к тому же принадлежавшего к католической церкви. Келициус Калверт, которому был пожалован Мэриленд, стремился сделать его убежищем для английских католиков. Тем не менее, подавляющее большинство среди жителей провинции составляли протестанты. В этих условиях Калверт выбрал курс на предотвращение столкновений на религиозной почве, чтобы сохранить гражданский мир и правопорядок в провинции. Неизвестно, чтобы он руководствовался при этом какими-либо принципами; по-видимому, его мотивы были вполне прагматичными: нестабильность в провинции была бы невыгодна для него. Как бы то ни было, результатом его политики стало мирное сосуществование различных деноминаций в пределах одной колонии, нехарактерное для Северной Америки того времени.
Ситуация значительно изменилась во время Английской революции, когда протестанты, начавшие борьбу с королём Карлом I, выступили против прежней политики поддержки государством одной избранной церкви. Следствием этого стали первые законы о веротерпимости ― вначале в Англии, затем и в колониях. Позже, после реставрации Стюартов, англиканцы, получившие большинство в Парламенте, пытались вернуться к прежней религиозной политике, однако Карл II и Яков II из прагматических соображений предпочли сохранить политику веротерпимости.
В Мэриленде она была официально закреплена Актом относительно религии, принятом по инициативе К. Калверта в 1649 г. Однако, отмечает автор, в данном случае речь ещё не шла о свободе совести в её современном понимании, поскольку терпимость распространялась лишь на тринитарных христиан; кроме того, акт подтверждал обязанность государства поддерживать «истинную» религию, хотя само это понятие теперь не ассоциировалось с одной отдельно взятой деноминацией.
Иная ситуация сложилась в Род-Айленде. Основатель этой колонии, Роджер Вильямс, изгнанный ранее из Массачусетса за свои религиозные убеждения, настаивал, на основании собственных богословских построений, на недопустимости вмешательства светских властей в религиозные дела и, следовательно, на неограниченной свободе совести для всех христианских деноминаций и иных вероисповеданий. Несмотря на своё крайне неприязненное отношение к католикам и квакерам, Вильямс признавал допустимым методом борьбы с «ложными» учениями лишь словесную полемику, но не государственное принуждение. Свобода совести на Род-Айленде была подтверждена патентом правительства Парламента в 1644 г. и грамотой короля Карла II 1663 года.
В том или ином виде политика терпимости проводилась и в новых частных колониях, возникших в период реставрации Стюартов: в Северной и Южной Каролине, Нью-Йорке, Нью-Джерси. Владельцы этих провинций, как и короли Карл II и Яков II, преследовали сугубо прагматические цели, стремясь обеспечить внутреннюю стабильность в своих владениях, чтобы увеличить собственные доходы. Как следствие, в перечисленных провинциях формировалась атмосфера религиозного плюрализма, нехарактерная для предшествующих десятилетий. В основанной квакерами Пенсильвании существовала практически неограниченная свобода совести для всех религий, что обусловило привлекательность этой колонии для представителей самых разных общин и сект; в плане религиозной принадлежности её население было едва ли не самым пёстрым в Северной Америке. В то же время по уровню экономического развития Пенсильвания к началу Войны за независимость обгоняла все остальные колонии, что опровергало утверждения консерваторов, будто религиозный плюрализм подрывает основы благосостояния нации. Интересно также, что уровень свободы в колониях, прежде всего в Род-Айленде и Пенсильвании, был, таким образом, значительно выше, чем в самой Англии, где продолжали действовать более жёсткие ограничения.
Во второй главе ― «К Американской революции» ― рассматривается период между «Славной революцией» 1688 года в Англии и американской Войной за независимость. В 1689 г. в Англии был принят Акт веротерпимости, предусматривавший, с некоторыми оговорками, свободу вероисповедания для четырёх наиболее значительных направлений в протестантизме, не принадлежавших к англиканской церкви ― пресвитериан, индепендентов, баптистов и квакеров. Это был революционный шаг для своего времени. Однако терпимость по-прежнему не распространялась на католиков и антитринитариев. Кроме того, государство продолжало финансировать англиканскую церковь из налогов, взимавшихся со всех жителей королевства, независимо от их религиозной принадлежности. Такая поддержка по-прежнему считалась необходимой и не рассматривалась как противоречащая свободе совести, поскольку предполагалось, что церковь своей проповедью способствует поддержанию правопорядка в стране. К 1750 году эта точка зрения стала доминирующей как в метрополии, так и в колониях, особенно в тех из них, где существовали государственные церкви.
В частных колониях: Мэриленде, Северной и Южной Каролине, Нью-Йорке, Нью-Джерси ― на рубеже XVII–XVIII вв. была введена королевская администрация. Параллельно с этим в перечисленных провинциях вводились местные законы о веротерпимости, аналогичные ― в той или иной степени ― Акту веротерпимости 1689 года, включая поддержку англиканской церкви из налогов, собираемых со всего населения провинции, независимо от исповедания. Англиканская церковь получила статус государственной, были предприняты усилия по укреплению её позиций. При этом опять-таки преследовалась прежде всего сугубо политическая цель ― использовать официальную церковь для поддержания правопорядка и гражданского мира ― хотя в регионах, где подавляющее большинство населения зачастую составляли приверженцы других церквей и сект, подобные меры только усиливали недовольство. Похожая ситуация складывалась и в пуританских провинциях Новой Англии ― Массачусетсе, Коннектикуте, Нью-Хэмпшире. Здесь, однако, статус официальной получила не англиканская, а конгрегационалистская церковь. Более того, со временем местные англиканцы получили право использовать взимаемые с них церковные налоги на свои собственные нужды, тогда как баптисты и квакеры были освобождены от таких налогов; тем самым они, по словам автора, оказались «гораздо свободнее, чем их собратья в Англии, которые платили церковные налоги и в XIX в., и свободнее нонконформистов в южных колониях» (с. 73). «Свободный рынок» религий, таким образом, сложился в Северной Америке задолго до принятия Декларации независимости, под влиянием английского Акта веротерпимости 1689 года. Уникальным исключением стала англиканская Вирджиния, где свобода совести, даже в её тогдашнем ограниченном понимании, отсутствовала на протяжении ещё нескольких десятилетий. Ситуацию осложнило «Великое пробуждение» (ок. 1739–1742 гг.), приверженцы которого, образовавшие самостоятельные общины, добивались, с разной степенью успеха, равноправия с представителями традиционных протестантских деноминаций.
В последние годы перед началом Войны за независимость в колониях начали распространяться идеи полного равноправия вероисповеданий. По-видимому, сказался общий эгалитаристский настрой, свойственный американцам накануне революции; в этих новых условиях прежняя концепция государственной церкви уже не представлялась такой убедительной, как ранее. Автор, однако, отмечает, что об отделении церкви от государства речи ещё не было, т. е. и в этот период представления об отношениях между церковью и государственной властью были по-прежнему довольно далеки от современных.
Третья глава посвящена раннему ― конфедеративному ― периоду в истории независимых США. Статьи Конфедерации 1777 года не содержали никаких положений по религиозным вопросам, решение которых, таким образом, переходило в компетенцию штатов. Как отмечает автор, обретение независимости, безусловно, оказало своё влияние на отношения между государством и церковью, но не привело к радикальным переменам в этой сфере. В части штатов государственной церкви не было и до 1776 года; после принятия Декларации независимости равноправие церквей было введено ещё в нескольких штатах. Тем не менее, по крайней мере в семи штатах государственные церкви сохранили свои привилегии. Церковными делами активно занимался и Конгресс. В обосновании такого положения всё больше преобладал рациональный мотив: церковь ― важный союзник государства в поддержании правопорядка и нравственности, оплот общественного спокойствия и безопасности. Именно христианство, по мнению американцев, более, чем какая-либо иная религия было способно своей проповедью о грядущем воздаянии склонить своих последователей к нравственному поведению, так что хорошими гражданами могли стать прежде всего хорошие христиане. В христианстве видели и основания республиканизма, что было актуально для молодого государства, только начинавшего свой исторический путь. Сохранили своё значение и прежние богословские аргументы о необходимости поддержки церкви государством, но они постепенно отходили на второй план.
Сторонники равноправия церквей получили в этот период дополнительный весомый аргумент в свою пользу: поскольку Декларация независимости объявляла людей равными в правах от рождения, привилегированное положение отдельных церквей выглядело необоснованным. Предпринимались попытки соединить идеи равноправия и государственной поддержки. Так, на рубеже 70-х ― 80-х гг. XVIII в. в ряде штатов рассматривались законопроекты, предоставлявшие каждому гражданину право самому выбирать церковь, на нужды которой перечислялись бы уплаченные им налоги; в силу разных причин, однако, такие законы были приняты не во всех штатах.
В пользу сохранения церковных налогов высказывался прежний довод: их взимание не противоречит принципу свободы совести, поскольку составляет всего лишь способ поддержки церкви государством в целях защиты общественного спокойствия и безопасности, т. е. вопрос об их целесообразности по сути своей сугубо политический, а не мировоззренческий. Противники церковных налогов, со своей стороны, выдвигали четыре основных аргумента: исторический (государственная поддержка неизбежно развращает церковь и приводит её к кризису), богословский (царство Христово «не от мира сего»), идеологический (в период Войны за независимость мотив борьбы с тиранией породил опасения против любого расширения полномочий государства) и, наконец, юридический (подлинная свобода совести предполагает право гражданина самостоятельно решать, в чём должна состоять его религиозная жизнь; всеобщее налогообложение на нужды церкви нарушает этот принцип). Предполагалось, что церковь может и должна обходиться только добровольными пожертвованиями, а государственная поддержка может выражаться и в иных, более приемлемых формах.
Таким образом, ко времени разработки новой конституции в американском общественном мнении окончательно утвердилось представление о праве каждого на свободу совести и о том, что преимущественная государственная поддержка какой-либо одной церкви как единственной носительницы истины недопустима. По другим вопросам церковно-государственных отношений (например, по поводу церковных налогов) согласия не было. Идеи об отделении церкви от государства по-прежнему не получили распространения; подавляющее большинство американцев были убеждены, что какое-то взаимодействие между церковью и государством не только возможно, но и необходимо.
Заключительная ― четвёртая ― глава монографии охватывает период начиная с принятия новой конституции США в 1787 г. Современники называли эту конституцию «безбожной» за отсутствие статьи об отношении государства к религии. Это действительно был абсолютно светский документ ― как, впрочем, и Статьи Конфедерации. Регулирование церковно-государственных отношений осталось прерогативой штатов. Причиной тому, по мнению автора, могло стать опасение, что попытка урегулировать эти отношения в конституции в условиях, когда по целому ряду вопросов согласия в обществе по-прежнему не наблюдалось, приведёт к расколу среди избирателей, что было бы крайне нежелательно, поскольку ожидалось, что проект новой конституции в любом случае вызовет споры. Таким образом, заключает автор (с. 144), правильнее было бы называть конституцию 1787 года «политической», а не «безбожной».
В период обсуждения и ратификации новой конституции (1787–1788 гг.) один из аргументов её противников («антифедералистов») состоял в том, что отсутствие в её тексте статей о правах граждан может в дальнейшем привести к их ущемлению сильным федеральным правительством. В ответ часть «федералистов» (в т. ч. Дж. Мэдисон) дали обещание после вступления конституции в силу дополнить её соответствующими положениями. Такую рекомендацию дали и конвенты некоторых штатов при её ратификации.
Автор подробно прослеживает историю разработки первых поправок к конституции, их обсуждения и ратификации. Десять поправок (в первоначальном варианте ― двенадцать, из которых первые две не были ратифицированы) были приняты в 1791 г. в виде Билля о правах. Первая поправка (в первоначальном варианте ― третья) в числе прочих гарантировала и свободу совести. Тем не менее, необходимость поддержки церкви государством ― если не в виде налогов, то в других, более приемлемых формах ― ещё не вызывала сомнений.
Церковные налоги были окончательно отменены в начале XIX в., во время второго «Великого пробуждения». Как и первое, в XVIII в., оно привело к образованию многочисленных новых религиозных общин, представители которых рассматривали такие налоги как ущемляющие равноправие конфессий.
В первые десятилетия XIX в. идея сотрудничества между государством и церковью получила дальнейшее развитие. При относительной слабости государства проблема воспитания законопослушных граждан приобрела особую актуальность. Церковь в этих условиях выступала как партнёр государства не только в поддержании правопорядка и нравственности, но и в укреплении единства нации. Христианство и патриотизм представлялись неразделимыми, хороший христианин не мог не быть хорошим патриотом. Государство, со своей стороны, продолжало оказывать церкви разностороннюю поддержку в виде многообразных льгот, особой защиты прав духовенства, субсидий миссионерам и т. д.
Таким образом, идея отделения церкви от государства оставалась чуждой американцам на всём протяжении изучаемого периода. Автор дополнительно останавливается на этом вопросе, анализируя письмо президента Т. Джефферсона баптистам из Дэнбери (1802 г.), в котором говорится, в частности, что Первая поправка была предназначена для того, чтобы построить «стену разделения между церковью и государством». Автор подробно разбирает не только сам документ, но и культурно-политический контекст, в котором он возник; рассматривает он и позднейшие дискуссии вокруг письма Джефферсона. На основе детальнейшего анализа Хатсон делает вывод, что упомянутая цитата относилась к сугубо частным вопросам, связанным с полномочиями президента в религиозных делах, и не затрагивала принципиальных основ отношения государства к религии. Напротив, Джефферсон, как видно по многочисленным свидетельствам, разделял воззрения большинства своих соотечественников о партнёрстве между церковью и государством.
Таким образом, отмечает автор в заключение, последствия Американской революции для церковно-государственных отношений были довольно ограниченными. Ещё до революции в большинстве колоний был отвергнут средневековый принцип утверждения одной государственной религии, однако гораздо более древний принцип покровительства государства по отношению к церкви продолжал существовать, хотя и в видоизменённом виде, как в XVIII, так и в первые десятилетия XIX века.
М. М. Минц