Монография, подготовленная коллективом авторов из Новгородского и Санкт-Петербургского университетов, посвящена процессам, протекавшим на оккупированной советской территории, на примере Новгорода и части современной Новгородской области (выделена из состава Ленинградской области 5 июля 1944 г.), оставшейся в 1941 г. за линией фронта. Авторы отмечают, что в предшествующей историографии данный вопрос изучался лишь частично, поскольку в советское время документы о преступлениях оккупантов и их пособников были засекречены, исследователи ограничивались по преимуществу историей антифашистского сопротивления.
Книга состоит из введения, трёх частей и заключения. В первой части, написанной Б. Н. Ковалевым, рассматривается собственно деятельность оккупационной администрации на территории Новгородчины. Партизанскому движению посвящена вторая часть, написанная С. В. Куликом. В третьей части, подготовленной Д. Ю. Асташкиным, описываются послевоенные судебные процессы над бывшими оккупантами, в том числе открытый процесс над 19 бывшими офицерами Вермахта и СС, проходивший в Новгороде 7—18 декабря 1947 г., — последний открытый суд над нацистскими военными преступниками на территории РСФСР.
Новгород был занят германскими войсками в августе 1941 г. и освобождён Красной армией лишь в январе 1944 г., в ходе Новгородско-Лужской операции. На протяжении всего периода оккупации он оставался в непосредственной близости от линии фронта, постоянно подвергался советским обстрелам. В административном отношении Новгород предполагалось включить в состав рейхскомиссариата Остланд, однако в действительности, как и во всех прифронтовых районах, местная администрация подчинялась военному командованию, что обусловило предельно жёсткий оккупационный режим. Своевременно эвакуироваться на восток удалось лишь части местного населения; оставшиеся жители за два с половиной года в полной мере испытали на себе все ужасы нацистского «нового порядка». Новгородский участок фронта оборонялся как собственно германскими частями, так и испанской Голубой дивизией. Кроме того здесь присутствовали отряды прибалтийских коллаборационистов и пронацистские добровольческие формирования из оккупированных стран Западной Европы. По позднейшим свидетельствам местных жителей, испанцы как правило вели себя лояльнее по отношению к мирному населению, чем немцы. В целом, однако, жизнь на всей оккупированной территории была крайне тяжёлой.
Местная администрация формировалась главным образом из местных же коллаборационистов. К важнейшим её задачам относилась и организация сельскохозяйственных работ, в том числе для вывоза продовольствия в Германию, однако по большей части эти попытки потерпели провал. В первые месяцы оккупации немцы фактически сохраняли колхозный строй, рассчитывая таким образом усилить свой контроль над деревней. Лишь в 1942 г., когда война приняла затяжной характер, было объявлено о поэтапном переходе к полностью единоличному хозяйству. Завершить эту реформу до освобождения Новгородской области советскими войсками немцам, однако, так и не удалось, да и момент для того, чтобы завоевать лояльность местного населения, был уже упущен.
В идеологическом отношении Новгороду нацисты придавали особое значение, рассматривая его прежде всего как бывший ганзейский город, а значит — как древний форпост немецкого влияния на Востоке. Это отразилось и на долгосрочных планах по освоению Северо-Запада России, и на пропаганде периода оккупации. Первоначальные планы гитлеровского руководства не предусматривали массового вывоза культурных ценностей в Германию; напротив, предполагалось по возможности сохранить исторические памятники Новгородчины для будущих немецких поселенцев. Это, впрочем, не уберегло город ни от бомбёжек и обстрелов, ни от вандализма, а в последние месяцы оккупации, когда потеря Новгорода стала уже вопросом времени, немцы перешли к неприкрытому разграблению местных музеев; дальнейшая судьба многих экспонатов неизвестна до сих пор.
Разрушение города началось ещё в 1941 г. во время немецкого наступления; советская артиллерия в ходе последующих позиционных боёв довершила дело. К моменту освобождения в Новгороде не осталось ни одного целого здания. Оставшиеся жители незадолго до начала Новгородско-Лужской операции были депортированы в Прибалтику, немногочисленное еврейское население расстреляно ещё в самом начале оккупации. В самом городе в январе 1944 г. проживало всего несколько десятков человек (до войны его население составляло около 50 тыс. жителей).
Поскольку Новгород на всём протяжении немецкой оккупации находился в прифронтовой зоне, партизанское движение в его окрестностях с самого начала включало в себя как отряды, формировавшиеся из местных жителей, так и диверсионные группы, направлявшиеся в тыл противника советским командованием. Со временем удалось также организовать обучение бойцов и разведчиков для партизанских отрядов в советском тылу, в отдельных случаях потрёпанным в боях отрядам удавалось выйти на большую землю через разрывы в линии фронта для отдыха и переформирования. Остро ощущались, особенно в 1941—1942 гг., последствия свёртывания в конце 1930‑х годов подготовки к будущей партизанской войне, отсутствие баз, недостаток необходимых знаний и навыков, дефицит обученных командиров и разведчиков. Попытки наладить пропагандистскую борьбу с противником на оккупированной территории на первых порах также как правило оканчивались неудачей, не только из-за нехватки ресурсов для издания газет и листовок, но и из-за того, что пропаганда зачастую строилась на основе довоенных штампов, авторы материалов плохо знали реалии германской армии, не учитывали ситуацию непосредственно в оккупированных районах. Работа по постепенной профессионализации партизанского движения, по приданию ему достаточно чёткой организационной структуры продолжалась вплоть до освобождения Новгорода в начале 1944 г.
Военные преступления оккупантов на Северо-Западе РСФСР на протяжении многих десятков лет расследовались советскими властями, наиболее активно эта работа проводилась в конце 1940‑х и в начале 1960‑х годов. Как отмечается в книге, в большинстве случаев суды по таким делам проходили в закрытом режиме непосредственно в лагерях военнопленных, где содержались обвиняемые, причём из-за огромного объёма работы полноценное расследование зачастую подменялось «испытанными» методами выбивания признания из подозреваемых. Как следствие, наряду с настоящими преступниками длительные лагерные сроки нередко получали невиновные, во многих других случаях обоснованность приговора вызывает серьёзные сомнения. Тем не менее в конце 1945 — начале 1946 и в конце 1947 г. состоялись две волны открытых процессов над военными преступниками, на трёх из которых — в Ленинграде, Великих Луках и Новгороде — рассматривались дела о преступлениях на российском Северо-Западе. Суд в Новгороде стал последним процессом такого рода в РСФСР; вина подсудимых на нём, по оценке Д. Ю. Асташкина, была доказана вполне добросовестно, даже с точки зрения современных стандартов.
В целом, однако, преступления нацистов на Новгородской земле были расследованы лишь частично. Как показано в книге, этой работе препятствовали и вполне объективные обстоятельства, и политический климат Холодной войны, причём по мнению авторов, свою долю ответственности в данном случае несут обе стороны. Западные правительства как правило отказывали СССР в выдаче лиц, подозревавшихся в военных преступлениях, но и сама Москва нередко удовлетворялась сугубо политическим результатом, не придавая значения скрупулёзному расследованию конкретных событий.
Не понесли наказания, в частности, бойцы карательного отряда, базировавшегося в деревне Жестяная Горка Батецкого района (на протяжении 1941—1943 гг. ими было расстреляно около 2600 человек), несмотря на то, что органам госбезопасности удалось установить имена некоторых из них и отследить их новое место жительства в эмиграции. В 1966 г. советское правительство добилось освобождения от должности начальника Центрального ведомства управлений юстиции земель ФРГ по преследованию нацистских преступлений Э. Шюле, который сам подозревался в совершении военных преступлений на территории Новгородской области, однако невозможность привлечь его к суду привела к тому, что расследование преступлений, в совершении которых он подозревался, было прекращено. В результате некоторые эпизоды, о которых стало известно лишь в последний момент, уже во время массовой кампании по разоблачению Шюле, остались почти совершенно не расследованными. В настоящее время, по мере ухода из жизни последних уцелевших свидетелей, «маловероятный шанс на полное расследование снижается с каждым годом» (с. 269).
Опубликовано в реферативном журнале: Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5, История. 2018. № 1. С. 74–78.