Марк Григорьевич Меерович — д‑р ист. наук, кандидат архитектуры, профессор Иркутского государственного технического университета, архитектор, дизайнер интерьера, историк и теоретик архитектуры и градостроительства. Автор более 300 научных и научно-методических работ, в том числе по истории советской архитектуры, градостроительной и жилищной политики.
Книга посвящена восприятию в СССР концепции «города-сада», разработанной на рубеже XIX–XX вв. английским философом и социологом Эбенизером Говардом (1850–1928). Как отмечается во введении, его идеи были чрезвычайно популярны в России накануне революции, популярны они были и среди советских специалистов в первые годы новой власти, главным образом благодаря своей социально-реформаторской направленности. Тем не менее к концу 1920‑х годов концепция города-сада была полностью отвергнута советским руководством и подверглась если не запрету, то по крайней мере старательному замалчиванию: в специальной литературе (в т. ч. в учебниках и энциклопедиях) понятие города-сада стало связываться главным образом с планировкой жилых районов и озеленением, причём утверждалось, что на Западе эта идея «потерпела неудачу» вследствие целого ряда факторов, включая якобы неоправданную дороговизну коттеджной застройки и удалённость «городов-садов» от места работы. Эти же представления (имеющие мало общего с действительностью) сохранились и в учебниках 1970‑х годов по архитектуре и градостроительству, многие из которых используются до сих пор. На самом же деле важнейшие идеи Говарда относились не к архитектуре как таковой, а к социально-экономической сфере: концепция города-сада предполагала создание автономного, самоуправляющегося и экономически самодостаточного сообщества граждан, способного аккумулировать достаточные ресурсы для постройки относительно небольшого по площади поселения с преобладанием малоэтажной застройки (коттеджи или таунхаусы) и со всеми основными объектами социальной инфраструктуры в шаговой доступности. В западных странах эта концепция не только не «потерпела неудачу», но и стала важным вкладом в решение жилищной проблемы в крупных промышленных центрах.
В Советском Союзе, напротив, возобладала прямо противоположная концепция рабочего посёлка с многоэтажной многоквартирной или барачной застройкой, на смену которой позже пришла концепция «социалистического города». В своей книге Меерович анализирует причины этого выбора. Исследование тесно связано с его предшествующими работами, посвящёнными советской жилищной политике: стремление властей использовать жилище в качестве средства принуждения, в том числе для «прикрепления» рабочей силы к предприятиям, являлось, по его мнению, важнейшим фактором, оказавшим влияние на выработку градостроительной политики. Исследование основано на широком круге источников, но особое значение автор придаёт нормативным документам: законодательству, постановлениям Совнаркома и ЦК партии, ведомственным инструкциям и др.
Структура книги выстроена по проблемно-хронологическому принципу и включает в себя введение, пять глав и заключение. Автор последовательно рассматривает восприятие идеи города-сада в дореволюционной России, её трансформацию после 1917 г., феномен советской жилищной кооперации, градостроительную политику накануне первой пятилетки, и наконец, концепцию советского рабочего посёлка.
Книга содержит более 180 иллюстраций, в их числе — фрагменты проектной документации (фасады, разрезы, планы зданий, планы застройки), рисунки и фотографии жилых домов и районов. Показаны различные образцы зарубежной застройки в соответствии с концепцией города-сада, дореволюционные российские интерпретации идей Говарда и различные варианты жилых домов, проектировавшихся и строившихся в 1920‑е годы (частные, малоэтажные многоквартирные, многоэтажные, коммунальные, общежития, бараки).
Как показывает автор, истоки предвзятого отношения большевиков к идее города-сада во многом были заложены ещё в предреволюционные годы. Уже тогда выражение «город-сад» стало регулярно применяться к рабочим посёлкам при крупных казённых и частных предприятиях, с хорошим озеленением, но с преобладанием многоквартирной застройки и с сохранением прав собственности за владельцем предприятия. Рабочий посёлок таким образом оказывался придатком предприятия, а в социальном отношении предназначался прежде всего для максимально прочной привязки к нему рабочих и сдерживания их социально-политической активности под угрозой не только увольнения, но и потери жилья, что обнаруживает разительное сходство с советской градостроительной и жилищной политикой. В муниципальных поселениях-садах также преобладала многоквартирная застройка. Кроме того, здесь, как правило, отсутствовало какое-либо местное самоуправление и не создавался жилищный кооператив по говардовскому образцу. Вместо этого фактически строились обычные кварталы частного жилья, предназначенного для сдачи в наём и недоступного для малоимущих слоёв населения из-за высокой арендной платы.
Оригинальные идеи Говарда, таким образом, подменялись чисто внешней живописностью застройки, тогда как ключевая его разработка — самоуправляющийся жилищный кооператив, позволяющий своим членам не только обзавестись благоустроенным жильём, но и со временем приобрести его в собственность, — была по существу проигнорирована. Деловые круги не были заинтересованы в реализации этой идеи: для владельцев предприятий гораздо важнее было сохранить контроль над поведением собственных рабочих, а строительная индустрия предпочитала многоквартирные дома как более прибыльные. Царское правительство также относилось к идеям Говарда с опаской, поскольку создание жилищных кооперативов было чревато дальнейшим развитием местного самоуправления и ослаблением контроля государственной бюрократии над населением. Элементы кооперативного самоуправления существовали лишь в загородных дачных товариществах.
В 1920‑е годы, особенно после перехода к НЭПу, жилищная кооперация развивалась довольно активно, но скорее как вынужденная мера в условиях послевоенной разрухи и острейшего жилищного дефицита. Правительство не столько поощряло кооперацию, сколько вынуждено было до определённого момента терпеть её существование. Что касается государственного жилищного строительства, то здесь уже в первой половине 1920‑х годов возобладали подходы, имевшие больше общего с дореволюционными реалиями, чем с идеями Говарда. Если в концепции последнего город-сад принципиально не имел никакого «градообразующего» предприятия, более того — располагался в стороне от промзон, с которыми его связывал развитый общественный транспорт, то для советских планировщиков главной задачей было развитие промышленности и строительство новых предприятий, поэтому рабочий посёлок проектировался как жилая зона при заводе, размер населения которой определялся потребностями завода. Отсюда преобладание барачного строительства с коридорной системой и институт служебного жилья, подлежавшего немедленной конфискации в случае увольнения работника. Жильё в таких посёлках, как и сами градообразующие предприятия, находилось в собственности государства, что значительно расширило его репрессивные возможности по сравнению с царским периодом. Эта же политика позволяла использовать жилище как инструмент для централизованного распределения трудовых ресурсов. Жилищная кооперация не только не вписывалась в эту политику, но и препятствовала её осуществлению, поскольку создавала в обществе слой собственников жилья и давала им относительную автономию от государства. Неудивительно, что на протяжении 1920‑х годов последнее со всё большей настойчивостью тормозило её развитие. Вместе с этим были окончательно отвергнуты и идеи Говарда.
Опубликовано в реферативном журнале: Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5, История. 2018. № 4. С. 143–146.